На старой карте, «прошедшей» в офицерском планшете боевые походы, долина реки Панджшер выглядит для знакомого с топографией человека простой и понятной. Обозначенные цифрами горные высоты, удобные и относительно безопасные переходы через бурные потоки, места, где можно набрать такую нужную в Афганской пустыне воду или разместить наблюдательный пункт...
Спустя 30 с лишним лет после той войны Юрий Мещеряков замечает: за годы службы он немало поездил по тогда ещё Советскому Союзу, на собственном опыте узнав многоликость большой страны. Но ни об одном другом периоде жизни не сохранилось столько воспоминаний, сколько о двухлетней командировке в жаркий воюющий Афганистан. Страну, имевшую влияние на приграничные республики. Страну, от ситуации в которой зависели мир и спокойствие у нас на Родине.
Весна 1984 года. В Афган Юрий Мещеряков попал 22-летним лейтенантом. Командир взвода, он уже через несколько месяцев возглавил мотострелковую роту. Юрий Альбертович вспоминает: первые годы после ввода наших войск неприятно отличились большими потерями среди личного состава, и на командные должности ставили их, молодых лейтенантов, вчерашних выпускников военных училищ.
— К 1983 году Советский Союз глубоко увяз в войне. Курсанты, мы понимали, что придёт и наш черёд выполнять боевые задачи на южном направлении. Для военного нет выбора: куда Родина направит, туда и едешь. Страха не было: мы с сослуживцами не боялись отправляться на войну. Наверное, потому, что просто не знали, что нас там ждёт, — говорит Юрий Мещеряков.
Ждала неподконтрольная народному афганскому правительству провинция Парван. Боевые действия шли за влияние над ущельем Панджшер. Ущелье «пяти львов» встретило полноводьем в начале весны и обжигающим солнцем летом. Горячий песок забивался в кроссовки неопытных солдат, превращая в пытку боевые походы. Операции по плановым боевым действиям занимали и три дня, и значительно больше. Уберечь от непроходимых каменисто-песчаных осыпей и острых камней могли только высокие берцы из грубой кожи.
— Поначалу казалось, что самым сложным были физические нагрузки. Общий вес экипировки составлял почти 30 килограммов. Помимо оружия и боеприпасов, с собой был запас продовольствия и обязательно вода, — поясняет Юрий Мещеряков.
У современных бойцов для равномерного распределения снаряжения предусмотрен разгрузочный жилет. Сорок лет назад такой экипировки в Советской армии не было. «Афганцы» шили подобие разгрузок сами из брезента или брали трофейные — с погибших боевиков. Впрочем, испытания усталостью и физическим напряжением оказались не самыми трудными в той войне.
— Не открою ничего нового, сказав, что по-настоящему тяжёлыми моментами в боевых действиях были потери сослуживцев. И неважно, погибал ли твой друг, с которым бок о бок прошёл годы учёбы и прибыл в командировку, или едва знакомый новобранец. С возрастом человек терпимее начинает относиться к смерти, принимая конечность жизни, а в 20 лет ты просто не понимаешь, как это возможно: только что был человек, и в мгновение его нет. Ещё тяжелее осознавать, что ты как командир мог бы спасти, но чего-то не предусмотрел. Хотя война зачастую никому не оставляет шанса, — вспоминает Юрий Альбертович.
Драматичные эпизоды позже станут основой для художественных произведений. Юрий Мещеряков признаётся: писать начал, когда понял, что стал забывать события середины 1980-х. Детали войны и мирной жизни, характеры товарищей-офицеров и совсем юных солдат-срочников, гарнизонный быт в чужой стране и долгожданный отпуск дома он опишет в рассказах и романах. Пережитое и незабытое найдёт отдушину и в стихотворных строчках.
Вспоминая жаркие во всех смыслах два афганских года, Юрий Альбертович замечает: как бы трудно ни было, человек приспосабливается ко всему. Были моменты, когда, привыкнув засыпать под артиллерийские выстрелы, бойцы тревожно просыпались от внезапной тишины.
— Мечтая о возвращении домой, я думал, что, как только для меня война закончится, я первым делом высплюсь. В тишине и спокойствии. Да, за два года были отпуска, но понимание, что придётся снова вернуться, не давало расслабиться, — говорит Юрий Мещеряков.
Впрочем, память всё чаще услужливо показывает совсем другие картинки. Спустя годы она, будто заботливая хозяйка, старается вывести въедливые пятна-осколки, оставленные разорванными снарядами и ушедшими сослуживцами. Вплывает в сознание абрикосовыми деревьями, которые, казалось, росли в Афганистане повсюду, и россыпью спелых орехов. Напоминает о встречах с местным населением. Юрий Мещеряков уточняет: «местными» они называли мирных жителей, в противовес враждующим боевикам:
— Мы не чувствовали неприязни в свой адрес. Поначалу, видимо, был страх: мол, чего ждать от этих шурави? Потом местные поняли, что мы не враги.
Юрий Альбертович рассказывает о торговцах в небольших лавках-дуканах, где можно было купить буквально всё: от дефицитной в те годы в Союзе джинсовой одежды до фирменной косметики; о любопытных в силу возраста и, по примеру отцов, в меру предприимчивых мальчишках; о застенчивых, согласно восточным традициям, но таких же любопытных девочках. А ещё — о том, что жизнь в большинстве домов афганских кишлаков была довольно скромной. Вернее, крайне бедной. Приходя в маленькие постройки с положенными обысками, солдаты Советской армии иногда видели холодный очаг и полное отсутствие еды. Наши военные делились с афганцами сухим пайком.
…15 февраля, в годовщину вывода советских войск с территории Афганистана, мы снова вспоминаем события афганской войны. Войны чужой, но такой нашей. Затянувшейся на долгие 9 лет, оставившей след в памяти тех, кто воевал, тех, кто ждал, и тех, кто не дождался своих воинов. Рассказывая о событиях тех лет, Юрий Мещеряков старается не уходить в политические размышления. Только замечает: молодому поколению не стоит с высоты сегодняшнего дня осуждать старших за неверные решения и действия. Всё, что было, — история нашей страны. Страны, заплатившей слишком высокую цену за свои ошибки.